«Времена не выбирают, в них живут и умирают»
А. Кушнер
Актуальность как таковая всегда связана с возможностью употребления знания здесь и сейчас. А употребить знание о молодежной субкультуре можно в основном в политике. Таким образом, эта тема скорее всего политико-социологическая и уже во вторую очередь – культурологическая.
Проектный тип молодежной субкультуры
Сначала о политическом аспекте. Очень важно напомнить, что в начале ХХ века две тоталитарные империи сделали ставку на молодежь: СССР и гитлеровская Германия. Идеологом опоры на молодежь в политике был Л.Д. Троцкий. И нужно разобраться, почему. Это важно.
При захвате власти большевиками им пришлось иметь дело с людьми – основной и подавляющей массой населения, которые были воспитаны в абсолютно иной идеологии. В царской России идейные марксисты росли в подполье – так родилось племя «профессиональных революционеров», которые затем и захватили власть. На то они и профи.
Отношение народа к новой власти никак не могло быть позитивным – от силы нейтральным (когда лозунги большевиков совпадали с их интересами), а в худшем случае дело оборачивалось противостоянием. Да и масса конкурирующих политических сил еще долго сохранялась уже при власти большевиков. Отсюда террор по отношению ко всему населению и полное уничтожение политических конкурентов как единственно возможные инструменты удержания власти в руках очень маленькой группы абсолютно чуждой тому социуму, который сложился за тысячелетие.
Перевоспитание такой массы и на таком пространстве – дело долгое, даже если использовать самые крутые меры и технику. Вот почему тот же Троцкий пропагандировал идею концлагерей и трудовых армий как «машин для перевоспитания неугодных» в духе новой коммунистической идеологии. Что характерно, поначалу и гитлеровские концлагеря и трудовые армии преследовали именно эту цель, и даже ставили срок для полного перевоспитания – 3 года. Видимо, со взрослыми это получалось не очень, поэтому концлагеря вскоре превратились в фабрики смерти.
Недавно я посмотрел знаменитый фильм Л. Рихтенштайн «Триумф воли» о съезде НСДРП 1934 года и был поражен полным сходством методов, приемов и даже мелодий маршей с нашими, советскими. В момент рассказа о лагерях «гитлерюгенда» фоном идет наш авиационный марш «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…». А юные пионеры – гитлерюгендовцы – точно так же барабанят, бегают, стреляют, ходят в походы и сидят у костра, носят галстуки и маршируют, как это делали мы в детстве в наших пионерлагерях. Отличие только в форме, хотя и не очень значительное, и символах. Когда до захвата бункера Гитлера оставались считанные минуты, эти дети из гитлерюгенда все еще шли на смерть с фауст-патронами на плече. Это был остаточный результат молодежной политики нацизма, за десять лет вырастившей ровно одно поколение молодежи – оно в основном и полегло в этой войне. Как, впрочем, и у нас полегло поколение молодежи, выросшее за десятилетие полновластия Сталина.
Итак, почему молодежь так важна для тоталитарных властителей? Потому, что это «табуля раса» – сознание как чистая доска, никакие ценности туда еще не записаны, а люди стоят на пороге перехода к активной социальной фазе. Прием древнейший, можно припомнить «янычар» – эти беспощадные убийцы готовились из детей завоеванного местного населения. И чем раньше их отнимали от родителей, тем лучше получался солдат. Парадоксально, но сама идея отнимать детей от родителей для общего блага, для блага государства принадлежала великому греческому философу Платону. Как говорил Н. Бердяев, утопии страшны тем, что реализуются.
При этом важно, чтобы отнятых из семей детей накрывала мощная идеология со всеми нужными атрибутами: мифами, героями, клятвами, присягами, знаменами, символикой и сакральными ценностями, включая отношение к трансцендентному («Только в одном верный залог: если умрем, с нами наш Бог»).
Что характерно, все приводимые здесь примеры – проектные. Идеологию ислама, советского марксизма и фашизма сконструировали вполне конкретные люди и для конкретных целей захвата власти и управления людьми. И это образцы полностью искусственной молодежной субкультуры в которой главенствует «Мы». Всякое «Я» здесь подчинено «Мы» и потому «человек – это винтик социальной машины». Возникает общественный симулякр молодежной субкультуры – октябрята, пионеры, комсомольцы, гилерюгенд и т.п.
Кстати, «Мы» – это роман-антиутопия русского инженера Н. Замятина, который на четверть века раньше Оруэла описал суть тоталитарности и еще в начале 20-х дал точный прогноз будущего.
Маятник качнулся
Теперь о сути того, что мы хотим донести в этом тексте.
Если брать ХХ век в его культурном измерении, он длится от 1920 до 2020. То есть, мы все еще живем в нем, в этой культуре. Только вот фаза нынешняя противоположна 20-м годам. До буквальности.
Идеал 20-х – униформа. Начиная сверху: в униформе всю жизнь ходил Сталин и его подражатели типа Мао, в униформе ходил Гитлер. В униформу в этом времени одеты все, кто только мог в нее одеться. В предвоенной Германии приезжих просто поражала эта страсть к униформе – даже мусорщики, носильщики и почтальоны ее носили («Воспоминания авиаконструктора» А. Яковлева).
Этот феномен униформы является признаком тоталитарного правления вообще. Во времена Николая Первого в униформу были одеты даже студенты – у каждого вуза была своя, и царь, прогуливаясь по утрам по Петербургу, безошибочно определял из какого департамента ему встретился подвыпивший студент. Не говоря уж о служивых людях и бюрократии – мундиры в тот момент достигли своего расцвета. А поскольку и экономика России была в основном армейская, то армейские поселения сильно напоминали последующие колхозы.
Униформа от уни, а «уни» означает «всё». С легким ужасом вспоминается Китай времен «культурной революции», когда в униформу Сталина-Мао были одеты все эти миллиарды людей. Для европейцев и так «все китайцы на одно лицо», а тут еще все на одно лицо и в одинаковой одежде, даже женщины и дети. Есть чему ужаснуться, особенно если вспомнить что фоном были «цветные 60-е» западной масскультуры. И мы в СССР посредине: вроде уже и не все в гимнастерках, но все еще со стороны выглядим как «серая масса». В одном из наших фильмов 60-х продавец рекламирует серое пальто: «Цвет булыжный, самый модный» – мы и сами понимали это, раз так шутили.
Итак, если формальное выражение 20-х – униформа, к тому же военизированная, то начиная с 1986 года мы имеем нечто обратное: предельное разнообразие, переходящее в эклектику. Был в момент перестройки такой замечательный фильм Карена Шахназарова «Город Зеро». В нем главный герой попадает в музей, но музей этот жутковатый. Там сталкивается и взаимоотображается прошлое и будущее. И вот стоят рядом символы советской эпохи – люди-знаки той идеологии (рабочий, колхозница, интеллигент, космонавт, народности в костюмах, пионеры и т.д.) а напротив – в той же манере – люди-знаки наступающей противоположной идеологии: панки, рокеры, скинхеды, культуристы, мясоеды и прочая нечисть, ныне заполнившая собой все. А ведь в момент выхода фильма ничего этого еще и близко не было, и представить себе подобное было трудно. Однако «свято место пусто не бывает», замена советских образцов на западные произошла за те же десять лет, что и в 20-х годах.
О чем речь: на место одного проекта (униформистов) заступил проект с противоположным набором форм и ценностей. Он вырос в недрах общества потребления еще в 60-е годы и сегодня мы имеем «огромный выбор» форм при полном отсутствии выбора содержания. Как говорил один великий политик, чем чаще все меняется, тем вернее все сохраняется.
Так что изменилось, если говорить о нашем времени? Акцент в соотношении «Мы» и «Я». В 20-х «Мы» полностью подчиняло себе «Я», отсюда идеология социальных винтиков, машинизация и военизация общества, униформа как их выражение.
Кстати, те, кто считают, что тоталитарные диктаторы обладают каким-то особым выбором или свободой выражения своего Я, ошибаются. Есть такой документальный фильм «Гитлер – билет в одну сторону», где показано, насколько неотвратимо судьба вела этого человека к бесславному концу. И его неоднократные попытки вырваться за эту колею – а они были – не кончались ничем. Когда ты выражаешь «Мы», ты самый несвободный человек в этом обществе. Сталин это хорошо понимал и принимал, поэтому его нередко обвиняют в маниакальной любви к власти. На самом деле все гораздо сложнее, просто его метания, травмы, природная и приобретенная с опытом скрытность оставили нам мало материала для однозначных оценок. Да он и сам заботился, чтобы всего этого никто не видел, даже фотографироваться не любил – на большинстве фотографий его двойники. Хотя есть работы психологов, которые показывают, сколько в его психике было всего наворочено.
Акцент нашего времени: «Я» выше и важнее, и более ценно, чем «Мы». И лозунг этого времени древнеримский «Человек человеку – волк». Каждый сам по себе и сам за себя. Групповая сплоченность полностью разрушается.
Отсюда невероятный для России феномен: молодежь массово не хочет служить в армии. Отсюда культивирование ценностей Я, причем по нисходящей: поначалу это было Я успешных людей дела (предпринимателей и выросших из них олигархов, да плюс сопровождающая их субкультура киллеров), потом Я гламурных людей – особый разговор про клубных пустышек, а сегодня это Я самой низкой пробы – биологических извращений, гедонизма и экскрементов. Этот переход хорошо виден в зеркале юмора: если в 1986-1997 годах преобладал достаточно интеллигентный юмор Задорнова и Жванецкого, то после засилия Петросяна и «Аншлагов» сегодня мы наблюдаем сплошной нецензурный поток с экрана от «Комедиклаба» и его многочисленных клонов, поток, от которого дурно пахнет. Впрочем, дурновкусие не новость, а именно та тенденция, которая присуща субкультуре конца любого культурного века. Ровно век назад мы обнаружим все те же темы и тот же массовый дурно пахнущий низкий вкус, но на его фоне в России родились Чехов, Аверченко и Тэффи, не говоря уж о серебряном веке и ренессансе философии.
Вывод: сегодня маятник качнулся в свою противоположность. От ценности первой трети века (1920-1953) «Мы выше, чем Я» он переместился в противоположность («Я выше, чем Мы») в последней трети века (1986-2020). И мы живем в его самой крайней фазе, фазе загнивания, которая, тем не менее, будет длиться еще 10 лет. Во все прошлые века этот был период революций, локальный и мировых войн. Парадокс нашего времени в том, и так было во все века, что в эти предстоящие нам катаклизмы мы входим с субкультурой законченных индивидуалистов. Стоит почитать по этому поводу трилогию «Хождение по мукам» А. Толстого: рафинированные интеллигенты-декаденты, выросшие в обстановке утонченного модерна, попадают в ситуацию массовой бойни, голода и распада империи. Ту же ситуацию и с теми же по типу героями описывает М. Булгаков в романе и пьесе «Дни Турбиных». Что за ситуация? Крайним индивидуалистам и утонченным эстетам приходится примерять на себя не только униформу Красной Армии, но и униформенное сознание «социального винтика». А это не просто ломка психики, это полное смывание всей системы ценностей и запись новых. Тут без лагерей никак не обойтись. Недаром к этому поколению приклеили в советской России ярлык «попутчики» и статус временно живущих на этом свете, которых пока терпят по необходимости. Пока они сами не вырастят смену «сталинских соколов» или «соколов фюрера», новую генерацию «советской интеллигенции» и военных себе на смену. После выполнения этой кратковременной миссии их ожидает или уничтожение, или лагерь, или место в самых низах общества – в навозе истории.
Молодежная субкультура поколения Битлз
Остается обсудить самый интересный период, в котором обе тенденции смешались. Это период 1953-1986 годов. Мы называем его классическим по многим причинам.
Главное состоит в том, что «Я» здесь равно «Мы». Хотя вроде бы так не бывает. Тем не менее, это было во все века, и остались заметные следы в прошедшем календарном веке.
Лозунг из Морального Кодекса строителя коммунизма «Человек человеку – друг, товарищ и брат», 1961 год. Чувствуете, почти по Христу: «Возлюби ближнего своего, как себя самого». Хотя оттенок не тот – возлюбить надо только «наших», идущих к нашему светлому завтра. Остальные – враги («И людей будем долго делить на своих и врагов», по В. Высоцкому).
«Все, что тебе нужно, это любовь» – это начальные слова из песни-гимна Битлз. 1966 год – лето любви, в которое полностью расцвет новый тип молодежной субкультуры. Про нее столько всего написало, что пересказывать устанешь. Мы же даем очень простую ее характеристику: это не всеобщая уни-культура и не субкультура индивидуалистов-гедонистов нашего времени, это их органическая и взрывоопасная смесь. Причем, смесь в форме групповой культуры. А группа – это когда всех знаешь. Как минимум, это четверо. Отсюда наиболее знаменитая в 60-х четверка Битлз, и все близкие к ним пятерки – Роллинг Стоунз, DC 5 и т.д.
Очень интересно посмотреть, как в 50-х это вызревало. Поначалу это были либо уни-лидеры типа Пресли и Джери ли Льюиса (моно), или группы группы с оттенком униформизма, но уже группового, более разнообразного по формам. Все группы в одинковых пиджачках и кепочках, причем дурацких – розовых или голубых. Униформой молодежной субкультуры 60-х стали джинсы и черный свитер. Начиная с молодого Марлона Брандо появляется герой в коже, что породило «тяжелую» стилистику типа байкеров и хад-рока. Есть снимок Битлз накануне начала их популярности, где они вернулись из Гамбурга все в коже сверху донизу и еще в невероятных расшитых сапожках, четыре Джин Винсента с интеллигентными лицами ливерпульских ПТУшников. Они еще в чужом образе. Их первый успех был связан с введением их собственной униформы: они вышли на сцену в пиджаках без лацканов от Кардена и лаковых полуботиках да еще с этой единой прической под горшок, придуманной в Гамбурге Астрид. И все покатилось: не говоря уж о музыке, имидж группы стал новым, узнаваемым и тиражируемым. Юноши всего мира стриглись под Битлз, то отращивали баки, то отращивали бороды, то отращивали длинные волосы, как Харрисон в индийском варианте. Пиджачки с вельветовыми воротничками, китель Неру, битловки и цветные рубашки – все это потом пошло волнами и вливалось в их образ.
Именно так, в серых пиджачках с вельветовым воротничком, вышли на сцену четверо из нашей группы «Секрет» – но это было уже ретро через поколение. Примерили на себя чужой образ, как когда-то и Битлз применяли чужие кожаные доспехи – косили под крутых.
Если же говорить о содержании этого поколения и их субкультуры, то говорить надо обо всех 60-х и шестидесятниках. Это прежде всего идея групповых ценностей, собственно, здесь впервые и возникает «молодежная субкультура» как таковая. Не так важно, в какой сфере это были ценности – физиков, лириков или хиппи вне общества, это были небольшие (по отношению к государству или народу) закрытые сообщества. Своего рода закрытые группы по интересам, хотя они могли носить планетарный масштаб. Например, битломаны во всем мире жили, живут и процветают как одна «банда». Хотя мир давно изменился, и говорить им сегодня по большому счету не о чем, они самоподдерживаются: материал больно благодатный. Большинство прочих ответвлений и банд 60-х тихо растворились под напором все новых и новых претендентов на трон. Их изготовление было поставлено на поток. А раз так, «молодежная субкультура» из естественного потока превратилась в искусственный. Теперь это группа отраслей промышленности, проектирующая и обслуживающая этот рынок.
Приведем сказанное к схеме:
В столетнем культурном цикле тема «молодежная субкультура» имеет три выражения. Это три исторические фаза по 33 года (цикл поколения) и соответственно – их субкультуры:
- молодежная субкультура поколения 1920-1953 годов. В этой субкультуре Мы полностью преобладает над Я, люди жертвуют собой ради общества в целом (большое Мы: народ, государство, идеология).
- молодежная субкультура поколения 1953-1986 годов. В этой субкультуре Мы и Я гармонично уравновешены. Это классическая молодежная субкультура группового типа;
- молодежная субкультура поколения 1986-2020 годов. В этой субкультуре Я полностью преобладает над Мы. Возникает личностный симулякр молодежной субкультуры – «тусовки», где каждый сам по себе.
В одном из фильмов-концертов Пола Маккартни был показан поезд из трейлеров – оборудование для его личного концерта. А первые выступления Битлз, благодаря которым они получили мировую известность, происходили на аппаратуре, на которой сегодня школьные ансамбли не выступают даже у нас: пара смешных усилителей и почти «кинаповские» колонки. Формализация и бесконечное техническое усложнение – от одной гитары с усилком до поезда с аппаратурой и армией сопровождения – это путь развития не только одного из Битлз, но и всей молодежной субкультуры в масштабе от 60-х до нашего времени.
Кстати, совершенно синхронно с тем, что мы обсуждаем, в науке 60-х в центре интересов находилась группа. В этот момент возникает психология групп, теория организаций (как групп), интерес к таким понятиям как фирма, группа, команда и т.п. Это проявление единства менталитета во времени.
Сравните с нашим временем доминирования «Я»: все экономические бестселлеры построены как самоучители для некого конкретного предпринимателя или менеджера по очень узкой и конкретной проблемке. Если уж ты сам по себе и один против всех, вооружайся и технологизируйся.
Молодежная субкультура нашего времени – это рационализированный симулякр того явления, которое в 60-е было естественным. В ней изменилось содержание: группы никого не интересуют, точнее в группах участвуют по личным интересам. Это замечательно точно описано в экономическом боевике нашего времени «Бизнес в стиле фанк» (Нордстрем К. А., Риддерстрале Й.).
Заключение
Молодежная субкультура 20-х слишком всеобщая, чтобы можно было ее выделить из политики. Молодежная субкультура современности слишком дифференцированная, чтобы можно было говорить о ее единстве (а без этого признака нет субкультуры). Получается, что возникшая в середине века групповая культура молодежи есть предмет нашего разговора – молодежная субкультура. А сегодня мы просто наблюдаем ситуацию ее максимальной дифференциации, коммерциализации и вырождения.
На память приходит финал фильма «Стиляги». Речь там идет о начальном этапе зарождения этого феномена, причем в ситуации нашего культурного андеграунда. И эти герои как бы открыли дорогу толпам самых разнообразно одетых современных молодых людей. Разнообразие ирокезов, наколок, нашивок, булавок и прочей пестроты действительно в наличии. Но это как раз «пестрый облик пустоты»: им-то сегодня бороться не с кем и не за что – это за них борются как за покупателей и материал для манипуляций. Им остается разве что сражаться друг против друга, чем они и заняты под руководством своих вожаков. Ибо в ситуации, когда «человек человеку волк» очень хочется прибиться под крыло какой-то банды. Но вскоре понимаешь, что банда эта искусственно сконструирована и использует тебя как материал.
Про это другой характерный фильм: «Мы из будущего» в двух сериях. Он пророческий. Поскольку предугадывает то, о чем мы с Вами говорили здесь. О ситуации «Хождения по мукам» и «Дней Турбиных». Ведь авторы погружают этих пустых и ни во что не верящих, кроме денег, современных индивидуалистов в то прошлое, где выживает «Мы». В этой ситуации в принципе невозможно никакое свободное «Я» и ничего не зависит от этого «Я», когда сталкиваются два континента, две супермашины из людей и железа. И остается единственная ценность – ценность продолжения рода, продлить себя в других, если не удастся выжить.
И вот на этом фоне столкновения «не на жизнь, а на смерть» огромных озверевших масс людей и техники вдруг понимаешь, насколько жалкая участь у наших молодых современников, какие ничтожные ценности ими руководят, как пародиен их маскарад на фоне их отцов и дедов. А уйти с этого маскарада – выйти из этого времени – в реальности невозможно, разве что в фантастическом кино. И не только сейчас, а всегда было невозможно. «Остановите Землю, я хочу выйти» – это Роллинг Стоунз в 60-х.
Вариант статьи опубликован в сборнике
(Молодежная субкультура. Три исторических типа // В сб. «Молодежная субкультура современной России». г. Дзержинск, 21 апреля 2010 г. – Из-во ВВАГС, 2010. – С 10-19.)
Молодежная субкультура. Три исторических типа
Александров Н.Н.
«Времена не выбирают, в них живут и умирают»
Начнем с вопроса об актуальности этой темы. Актуальность как таковая всегда связана с возможностью употребления знания здесь и сейчас. А употребить знание о молодежной субкультуре можно в основном в политике. Таким образом, эта тема скорее всего политико-социологическая и уже во вторую очередь – культурологическая.
Проектный тип молодежной субкультуры
Сначала о политическом аспекте. Очень важно напомнить, что в начале ХХ века две тоталитарные империи сделали ставку на молодежь: СССР и гитлеровская Германия. Идеологом опоры на молодежь в политике был Л.Д. Троцкий. И нужно разобраться, почему. Это важно.
При захвате власти большевиками им пришлось иметь дело с людьми – основной и подавляющей массой населения, которые были воспитаны в абсолютно иной идеологии. В царской России идейные марксисты росли в подполье – так родилось племя «профессиональных революционеров», которые затем и захватили власть. На то они и профи.
Отношение народа к новой власти никак не могло быть позитивным – от силы нейтральным (когда лозунги большевиков совпадали с их интересами), а в худшем случае дело оборачивалось противостоянием. Да и масса конкурирующих политических сил еще долго сохранялась уже при власти большевиков. Отсюда террор по отношению ко всему населению и полное уничтожение политических конкурентов как единственно возможные инструменты удержания власти в руках очень маленькой группы абсолютно чуждой тому социуму, который сложился за тысячелетие.
Перевоспитание такой массы и на таком пространстве – дело долгое, даже если использовать самые крутые меры и технику. Вот почему тот же Троцкий пропагандировал идею концлагерей и трудовых армий как «машин для перевоспитания неугодных» в духе новой коммунистической идеологии. Что характерно, поначалу и гитлеровские концлагеря и трудовые армии преследовали именно эту цель, и даже ставили срок для полного перевоспитания – 3 года. Видимо, со взрослыми это получалось не очень, поэтому концлагеря вскоре превратились в фабрики смерти.
Недавно я посмотрел знаменитый фильм Л. Рихтенштайн «Триумф воли» о съезде НСДРП 1934 года и был поражен полным сходством методов, приемов и даже мелодий маршей с нашими, советскими. В момент рассказа о лагерях «гитлерюгенда» фоном идет наш авиационный марш «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…». А юные пионеры – гитлерюгендовцы – точно так же барабанят, бегают, стреляют, ходят в походы и сидят у костра, носят галстуки и маршируют, как это делали мы в детстве в наших пионерлагерях. Отличие только в форме, хотя и не очень значительное, и символах. Когда до захвата бункера Гитлера оставались считанные минуты, эти дети из гитлерюгенда все еще шли на смерть с фауст-патронами на плече. Это был остаточный результат молодежной политики нацизма, за десять лет вырастившей ровно одно поколение молодежи – оно в основном и полегло в этой войне. Как, впрочем, и у нас полегло поколение молодежи, выросшее за десятилетие полновластия Сталина.
Итак, почему молодежь так важна для тоталитарных властителей? Потому, что это «табуля раса» – сознание как чистая доска, никакие ценности туда еще не записаны, а люди стоят на пороге перехода к активной социальной фазе. Прием древнейший, можно припомнить «янычар» – эти беспощадные убийцы готовились из детей завоеванного местного населения. И чем раньше их отнимали от родителей, тем лучше получался солдат. Парадоксально, но сама идея отнимать детей от родителей для общего блага, для блага государства принадлежала великому греческому философу Платону. Как говорил Н. Бердяев, утопии страшны тем, что реализуются.
При этом важно, чтобы отнятых из семей детей накрывала мощная идеология со всеми нужными атрибутами: мифами, героями, клятвами, присягами, знаменами, символикой и сакральными ценностями, включая отношение трансцендентному («Только в одном верный залог: если умрем, с нами наш Бог»).
Что характерно, все приводимые здесь примеры – проектные. Идеологию ислама, советского марксизма и фашизма сконструировали вполне конкретные люди и для конкретных целей захвата власти и управления людьми. И это образцы полностью искусственной молодежной субкультуры в которой главенствует «Мы». Всякое «Я» здесь подчинено «Мы» и потому «человек – это винтик социальной машины». Возникает общественный симулякр молодежной субкультуры – октябрята, пионеры, комсомольцы, гилерюгенд и т.п.
Кстати, «Мы» – это роман-антиутопия русского инженера Н. Замятина, который на четверть века раньше Оруэла описал суть тоталитарности и еще в начале 20-х дал точный прогноз будущего.
Маятник качнулся
Теперь о сути того, что мы хотим донести в этом тексте.
Если брать ХХ век в его культурном измерении, он длится от 1920 до 2020. То есть, мы все еще живем в нем, в этой культуре. Только вот фаза нынешняя противоположна 20-м годам. До буквальности.
Идеал 20-х – униформа. Начиная сверху: в униформе всю жизнь ходил Сталин и его подражатели типа Мао, в униформе ходил Гитлер. В униформу в этом времени одеты все, кто только мог в нее одеться. В предвоенной Германии приезжих просто поражала эта страсть к униформе – даже мусорщики, носильщики и почтальоны ее носили («Воспоминания авиаконструктора» А. Яковлева).
Этот феномен униформы является признаком тоталитарного правления вообще. Во времена Николая Первого в униформу были одеты даже студенты – у каждого вуза была своя, и царь, прогуливаясь по утрам по Петербургу, безошибочно определял из какого департамента ему встретился подвыпивший студент. Не говоря уж о служивых людях и бюрократии – мундиры в тот момент достигли своего расцвета. А поскольку и экономика России была в основном армейская, то армейские поселения сильно напоминали последующие колхозы.
Униформа от уни, а «уни» означает «всё». С легким ужасом вспоминается Китай времен «культурной революции», когда в униформу Сталина-Мао были одеты все эти миллиарды людей. Для европейцев и так «все китайцы на одно лицо», а тут еще все на одно лицо и в одинаковой одежде, даже женщины и дети. Есть чему ужаснуться, особенно если вспомнить что фоном были «цветные 60-е» западной масскультуры. И мы в СССР посредине: вроде уже и не все в гимнастерках, но все еще со стороны выглядим как «серая масса». В одном из наших фильмов 60-х продавец рекламирует серое пальто: «Цвет булыжный, самый модный» – мы и сами понимали это, раз так шутили.
Итак, если формальное выражение 20-х – униформа, к тому же военизированная, то начиная с 1986 года мы имеем нечто обратное: предельное разнообразие, переходящее в эклектику. Был в момент перестройки такой замечательный фильм Карена Шахназарова «Город Зеро». В нем главный герой попадает в музей, но музей этот жутковатый. Там сталкивается и взаимоотображается прошлое и будущее. И вот стоят рядом символы советской эпохи – люди-знаки той идеологии (рабочий, колхозница, интеллигент, космонавт, народности в костюмах, пионеры и т.д.) а напротив – в той же манере – люди-знаки наступающей противоположной идеологии: панки, рокеры, скинхеды, культуристы, мясоеды и прочая нечисть, ныне заполнившая собой все. А ведь в момент выхода фильма ничего этого еще и близко не было, и представить себе подобное было трудно. Однако «свято место пусто не бывает», замена советских образцов на западные произошла за те же десять лет, что и в 20-х годах.
О чем речь: на место одного проекта (униформистов) заступил проект с противоположным набором форм и ценностей. Он вырос в недрах общества потребления еще в 60-е годы и сегодня мы имеем «огромный выбор» форм при полном отсутствии выбора содержания. Как говорил один великий политик, чем чаще все меняется, тем вернее все сохраняется.
Так что изменилось, если говорить о нашем времени? Акцент в соотношении «Мы» и «Я». В 20-х «Мы» полностью подчиняло себе «Я», отсюда идеология социальных винтиков, машинизация и военизация общества, униформа как их выражение.
Кстати, те, кто считают, что тоталитарные диктаторы обладают каким-то особым выбором или свободой выражения своего Я, ошибаются. Есть такой документальный фильм «Гитлер – билет в одну сторону», где показано, насколько неотвратимо судьба вела этого человека к бесславному концу. И его неоднократные попытки вырваться за эту колею – а они были – не кончались ничем. Когда ты выражаешь «Мы», ты самый несвободный человек в этом обществе. Сталин это хорошо понимал и принимал, поэтому его нередко обвиняют в маниакальной любви к власти. На самом деле все гораздо сложнее, просто его метания, травмы, природная и приобретенная с опытом скрытность оставили нам мало материала для однозначных оценок. Да он и сам заботился, чтобы всего этого никто не видел, даже фотографироваться не любил – на большинстве фотографий его двойники. Хотя есть работы психологов, которые показывают, сколько в его психике было всего наворочено.
Акцент нашего времени: «Я» выше и важнее, и более ценно, чем «Мы». И лозунг этого времени древнеримский «Человек человеку – волк». Каждый сам по себе и сам за себя. Групповая сплоченность полностью разрушается.
Отсюда невероятный для России феномен: молодежь массово не хочет служить в армии. Отсюда культивирование ценностей Я, причем по нисходящей: поначалу это было Я успешных людей дела (предпринимателей и выросших из них олигархов, да плюс сопровождающая их субкультура киллеров), потом Я гламурных людей – особый разговор про клубных пустышек, а сегодня это Я самой низкой пробы – биологических извращений, гедонизма и экскрементов. Этот переход хорошо виден в зеркале юмора: если в 1986-1997 годах преобладал достаточно интеллигентный юмор Задорнова и Жванецкого, то после засилия Петросяна и «Аншлагов» сегодня мы наблюдаем сплошной нецензурный поток с экрана от «Комедиклаба» и его многочисленных клонов, поток, от которого дурно пахнет. Впрочем, дурновкусие не новость, а именно та тенденция, которая присуща субкультуре конца любого культурного века. Ровно век назад мы обнаружим все те же темы и тот же массовый дурно пахнущий низкий вкус, но на его фоне в России родились Чехов, Аверченко и Тэффи, не говоря уж о серебряном веке и ренессансе философии.
Вывод: сегодня маятник качнулся в свою противоположность. От ценности первой трети века (1920-1953) «Мы выше, чем Я» он переместился в противоположность («Я выше, чем Мы») в последней трети века (1986-2020). И мы живем в его самой крайней фазе, фазе загнивания, которая, тем не менее, будет длиться еще 10 лет. Во все прошлые века этот был период революций, локальный и мировых войн. Парадокс нашего времени в том, и так было во все века, что в эти предстоящие нам катаклизмы мы входим с субкультурой законченных индивидуалистов. Стоит почитать по этому поводу трилогию «Хождение по мукам» А. Толстого: рафинированные интеллигенты-декаденты, выросшие в обстановке утонченного модерна, попадают в ситуацию массовой бойни, голода и распада империи. Ту же ситуацию и с теми же по типу героями описывает М. Булгаков в романе и пьесе «Дни Турбиных». Что за ситуация? Крайним индивидуалистам и утонченным эстетам приходится примерять на себя не только униформу Красной Армии, но и униформенное сознание «социального винтика». А это не просто ломка психики, это полное смывание всей системы ценностей и запись новых. Тут без лагерей никак не обойтись. Недаром к этому поколению приклеили в советской России ярлык «попутчики» и статус временно живущих на этом свете, которых пока терпят по необходимости. Пока они сами не вырастят смену «сталинских соколов» или «соколов фюрера», новую генерацию «советской интеллигенции» и военных себе на смену. После выполнения этой кратковременной миссии их ожидает или уничтожение, или лагерь, или место в самых низах общества – в навозе истории.
Молодежная субкультура поколения Битлз
Остается обсудить самый интересный период, в котором обе тенденции смешались. Это период 1953-1986 годов. Мы называем его классическим по многим причинам.
Главное состоит в том, что «Я» здесь равно «Мы». Хотя вроде бы так не бывает. Тем не менее, это было во все века, и остались заметные следы в прошедшем календарном веке.
Лозунг из Морального Кодекса строителя коммунизма «Человек человеку – друг, товарищ и брат», 1961 год. Чувствуете, почти по Христу: «Возлюби ближнего своего, как себя самого». Хотя оттенок не тот – возлюбить надо только «наших», идущих к нашему светлому завтра. Остальные – враги («И людей будем долго делить на своих и врагов», по В. Высоцкому).
«Все, что тебе нужно, это любовь» – это начальные слова из песни-гимна Битлз. 1966 год – лето любви, в которое полностью расцвет новый тип молодежной субкультуры. Про нее столько всего написало, что пересказывать устанешь. Мы же даем очень простую ее характеристику: это не всеобщая уни-культура и не субкультура индивидуалистов-гедонистов нашего времени, это их органическая и взрывоопасная смесь. Причем, смесь в форме групповой культуры. А группа – это когда всех знаешь. Как минимум, это четверо. Отсюда наиболее знаменитая в 60-х четверка Битлз, и все близкие к ним пятерки – Роллинг Стоунз, DC 5 и т.д.
Очень интересно посмотреть, как в 50-х это вызревало. Поначалу это были либо уни-лидеры типа Пресли и Джери ли Льюиса (моно), или группы группы с оттенком униформизма, но уже группового, более разнообразного по формам. Все группы в одинковых пиджачках и кепочках, причем дурацких – розовых или голубых. Униформой молодежной субкультуры 60-х стали джинсы и черный свитер. Начиная с молодого Марлона Брандо появляется герой в коже, что породило «тяжелую» стилистику типа байкеров и хад-рока. Есть снимок Битлз накануне начала их популярности, где они вернулись из Гамбурга все в коже сверху донизу и еще в невероятных расшитых сапожках, четыре Джин Винсента с интеллигентными лицами ливерпульских ПТУшников. Они еще в чужом образе. Их первый успех был связан с введением их собственной униформы: они вышли на сцену в пиджаках без лацканов от Кардена и лаковых полуботиках да еще с этой единой прической под горшок, придуманной в Гамбурге Астрид. И все покатилось: не говоря уж о музыке, имидж группы стал новым, узнаваемым и тиражируемым. Юноши всего мира стриглись под Битлз, то отращивали баки, то отращивали бороды, то отращивали длинные волосы, как Хариссон в индийском варианте. Пиджачки с вельветовыми воротничками, китель Неру, битловки и цветные рубашки – все это потом пошло волнами и вливалось в их образ. Именно так, в серых пиджачках с вельветовым воротничком, вышли на сцену четверо из нашей группы «Секрет» – но это было уже ретро через поколение. Примерили на себя чужой образ, как когда-то и Битлз применяли чужие кожаные доспехи – косили под крутых.
Если же говорить о содержании этого поколения и их субкультуры, то говорить надо обо всех 60-х и шестидесятниках. Это прежде всего идея групповых ценностей, собственно, здесь впервые и возникает «молодежная субкультура» как таковая. Не так важно, в какой сфере это были ценности – физиков, лириков или хиппи вне общества, это были небольшие (по отношению к государству или народу) закрытые сообщества. Своего рода закрытые группы по интересам, хотя они могли носить планетарный масштаб. Например, битломаны во всем мире жили, живут и процветают как одна «банда». Хотя мир давно изменился, и говорить им сегодня по большому счету не о чем, они самоподдерживаются: материал больно благодатный. Большинство прочих ответвлений и банд 60-х тихо растворились под напором все новых и новых претендентов на трон. Их изготовление было поставлено на поток. А раз так, «молодежная субкультура» из естественного потока превратилась в искусственный. Теперь это группа отраслей промышленности, проектирующая и обслуживающая этот рынок.
Приведем сказанное к схеме:
В столетнем культурном цикле тема «молодежная субкультура» имеет три выражения. Это три исторические фаза по 33 года (цикл поколения) и соответственно – их субкультуры:
- молодежная субкультура поколения 1920-1953 годов. В этой субкультуре Мы полностью преобладает над Я, люди жертвуют собой ради общества в целом (большое Мы: народ, государство, идеология).
- молодежная субкультура поколения 1953-1986 годов. В этой субкультуре Мы и Я гармонично уравновешены. Это классическая молодежная субкультура группового типа;
- молодежная субкультура поколения 1986-2020 годов. В этой субкультуре Я полностью преобладает над Мы. Возникает личностный симулякр молодежной субкультуры – «тусовки», где каждый сам по себе.
В одном из фильмов-концертов Пола Маккартни был показан поезд из трейлеров – оборудование для его личного концерта. А первые выступления Битлз, благодаря которым они получили мировую известность, происходили на аппаратуре, на которой сегодня школьные ансамбли не выступают даже у нас: пара смешных усилителей и почти «кинаповские» колонки. Формализация и бесконечное техническое усложнение – от одной гитары с усилком до поезда с аппаратурой и армией сопровождения – это путь развития не только одного из Битлз, но и всей молодежной субкультуры в масштабе от 60-х до нашего времени.
Кстати, совершенно синхронно с тем, что мы обсуждаем, в науке 60-х в центре интересов находилась группа. В этот момент возникает психология групп, теория организаций (как групп), интерес к таким понятиям как фирма, группа, команда и т.п. Это проявление единства менталитета во времени.
Сравните с нашим временем доминирования «Я»: все экономические бестселлеры построены как самоучители для некого конкретного предпринимателя или менеджера по очень узкой и конкретной проблемке. Если уж ты сам по себе и один против всех, вооружайся и технологизируйся.
Молодежная субкультура нашего времени – это рационализированный симулякр того явления, которое в 60-е было естественным. В ней изменилось содержание: группы никого не интересуют, точнее в группах участвуют по личным интересам. Это замечательно точно описано в экономическом боевике нашего времени «Бизнес в стиле фанк».
Заключение
Молодежная субкультура 20-х слишком всеобщая, чтобы можно было ее выделить из политики. Молодежная субкультура современности слишком дифференцированная, чтобы можно было говорить о ее единстве (а без этого признака нет субкультуры). Получается, что возникшая в середине века групповая культура молодежи есть предмет нашего разговора – молодежная субкультура. А сегодня мы просто наблюдаем ситуацию ее максимальной дифференциации, коммерциализации и вырождения.
На память приходит финал фильма «Стиляги». Речь там идет о начальном этапе зарождения этого феномена, причем в ситуации нашего культурного андеграунда. И эти герои как бы открыли дорогу толпам самых разнообразно одетых современных молодых людей. Разнообразие ирокезов, наколок, нашивок, булавок и прочей пестроты действительно в наличии. Но это как раз «пестрый облик пустоты»: им-то сегодня бороться не с кем и не за что – это за них борются как за покупателей и материал для манипуляций. Им остается разве что сражаться друг против друга, чем они и заняты под руководством своих вожаков. Ибо в ситуации, когда «человек человеку волк» очень хочется прибиться под крыло какой-то банды. Но вскоре понимаешь, что банда эта искусственно сконструирована и использует тебя как материал.
Про это другой характерный фильм: «Мы из будущего» в двух сериях. Он пророческий. Поскольку предугадывает то, о чем мы с Вами говорили здесь. О ситуации «Хождения по мукам» и «Дней Турбиных». Ведь авторы погружают этих пустых и ни во что не верящих, кроме денег, современных индивидуалистов в то прошлое, где выживает «Мы». В этой ситуации в принципе невозможно никакое свободное «Я» и ничего не зависит от этого «Я», когда сталкиваются два континента, две супермашины из людей и железа. И оста
Молодежная субкультура. Три исторических типа
Александров Н.Н.
«Времена не выбирают, в них живут и умирают»
Начнем с вопроса об актуальности этой темы. Актуальность как таковая всегда связана с возможностью употребления знания здесь и сейчас. А употребить знание о молодежной субкультуре можно в основном в политике. Таким образом, эта тема скорее всего политико-социологическая и уже во вторую очередь – культурологическая.
Проектный тип молодежной субкультуры
Сначала о политическом аспекте. Очень важно напомнить, что в начале ХХ века две тоталитарные империи сделали ставку на молодежь: СССР и гитлеровская Германия. Идеологом опоры на молодежь в политике был Л.Д. Троцкий. И нужно разобраться, почему. Это важно.
При захвате власти большевиками им пришлось иметь дело с людьми – основной и подавляющей массой населения, которые были воспитаны в абсолютно иной идеологии. В царской России идейные марксисты росли в подполье – так родилось племя «профессиональных революционеров», которые затем и захватили власть. На то они и профи.
Отношение народа к новой власти никак не могло быть позитивным – от силы нейтральным (когда лозунги большевиков совпадали с их интересами), а в худшем случае дело оборачивалось противостоянием. Да и масса конкурирующих политических сил еще долго сохранялась уже при власти большевиков. Отсюда террор по отношению ко всему населению и полное уничтожение политических конкурентов как единственно возможные инструменты удержания власти в руках очень маленькой группы абсолютно чуждой тому социуму, который сложился за тысячелетие.
Перевоспитание такой массы и на таком пространстве – дело долгое, даже если использовать самые крутые меры и технику. Вот почему тот же Троцкий пропагандировал идею концлагерей и трудовых армий как «машин для перевоспитания неугодных» в духе новой коммунистической идеологии. Что характерно, поначалу и гитлеровские концлагеря и трудовые армии преследовали именно эту цель, и даже ставили срок для полного перевоспитания – 3 года. Видимо, со взрослыми это получалось не очень, поэтому концлагеря вскоре превратились в фабрики смерти.
Недавно я посмотрел знаменитый фильм Л. Рихтенштайн «Триумф воли» о съезде НСДРП 1934 года и был поражен полным сходством методов, приемов и даже мелодий маршей с нашими, советскими. В момент рассказа о лагерях «гитлерюгенда» фоном идет наш авиационный марш «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…». А юные пионеры – гитлерюгендовцы – точно так же барабанят, бегают, стреляют, ходят в походы и сидят у костра, носят галстуки и маршируют, как это делали мы в детстве в наших пионерлагерях. Отличие только в форме, хотя и не очень значительное, и символах. Когда до захвата бункера Гитлера оставались считанные минуты, эти дети из гитлерюгенда все еще шли на смерть с фауст-патронами на плече. Это был остаточный результат молодежной политики нацизма, за десять лет вырастившей ровно одно поколение молодежи – оно в основном и полегло в этой войне. Как, впрочем, и у нас полегло поколение молодежи, выросшее за десятилетие полновластия Сталина.
Итак, почему молодежь так важна для тоталитарных властителей? Потому, что это «табуля раса» – сознание как чистая доска, никакие ценности туда еще не записаны, а люди стоят на пороге перехода к активной социальной фазе. Прием древнейший, можно припомнить «янычар» – эти беспощадные убийцы готовились из детей завоеванного местного населения. И чем раньше их отнимали от родителей, тем лучше получался солдат. Парадоксально, но сама идея отнимать детей от родителей для общего блага, для блага государства принадлежала великому греческому философу Платону. Как говорил Н. Бердяев, утопии страшны тем, что реализуются.
При этом важно, чтобы отнятых из семей детей накрывала мощная идеология со всеми нужными атрибутами: мифами, героями, клятвами, присягами, знаменами, символикой и сакральными ценностями, включая отношение трансцендентному («Только в одном верный залог: если умрем, с нами наш Бог»).
Что характерно, все приводимые здесь примеры – проектные. Идеологию ислама, советского марксизма и фашизма сконструировали вполне конкретные люди и для конкретных целей захвата власти и управления людьми. И это образцы полностью искусственной молодежной субкультуры в которой главенствует «Мы». Всякое «Я» здесь подчинено «Мы» и потому «человек – это винтик социальной машины». Возникает общественный симулякр молодежной субкультуры – октябрята, пионеры, комсомольцы, гилерюгенд и т.п.
Кстати, «Мы» – это роман-антиутопия русского инженера Н. Замятина, который на четверть века раньше Оруэла описал суть тоталитарности и еще в начале 20-х дал точный прогноз будущего.
Маятник качнулся
Теперь о сути того, что мы хотим донести в этом тексте.
Если брать ХХ век в его культурном измерении, он длится от 1920 до 2020. То есть, мы все еще живем в нем, в этой культуре. Только вот фаза нынешняя противоположна 20-м годам. До буквальности.
Идеал 20-х – униформа. Начиная сверху: в униформе всю жизнь ходил Сталин и его подражатели типа Мао, в униформе ходил Гитлер. В униформу в этом времени одеты все, кто только мог в нее одеться. В предвоенной Германии приезжих просто поражала эта страсть к униформе – даже мусорщики, носильщики и почтальоны ее носили («Воспоминания авиаконструктора» А. Яковлева).
Этот феномен униформы является признаком тоталитарного правления вообще. Во времена Николая Первого в униформу были одеты даже студенты – у каждого вуза была своя, и царь, прогуливаясь по утрам по Петербургу, безошибочно определял из какого департамента ему встретился подвыпивший студент. Не говоря уж о служивых людях и бюрократии – мундиры в тот момент достигли своего расцвета. А поскольку и экономика России была в основном армейская, то армейские поселения сильно напоминали последующие колхозы.
Униформа от уни, а «уни» означает «всё». С легким ужасом вспоминается Китай времен «культурной революции», когда в униформу Сталина-Мао были одеты все эти миллиарды людей. Для европейцев и так «все китайцы на одно лицо», а тут еще все на одно лицо и в одинаковой одежде, даже женщины и дети. Есть чему ужаснуться, особенно если вспомнить что фоном были «цветные 60-е» западной масскультуры. И мы в СССР посредине: вроде уже и не все в гимнастерках, но все еще со стороны выглядим как «серая масса». В одном из наших фильмов 60-х продавец рекламирует серое пальто: «Цвет булыжный, самый модный» – мы и сами понимали это, раз так шутили.
Итак, если формальное выражение 20-х – униформа, к тому же военизированная, то начиная с 1986 года мы имеем нечто обратное: предельное разнообразие, переходящее в эклектику. Был в момент перестройки такой замечательный фильм Карена Шахназарова «Город Зеро». В нем главный герой попадает в музей, но музей этот жутковатый. Там сталкивается и взаимоотображается прошлое и будущее. И вот стоят рядом символы советской эпохи – люди-знаки той идеологии (рабочий, колхозница, интеллигент, космонавт, народности в костюмах, пионеры и т.д.) а напротив – в той же манере – люди-знаки наступающей противоположной идеологии: панки, рокеры, скинхеды, культуристы, мясоеды и прочая нечисть, ныне заполнившая собой все. А ведь в момент выхода фильма ничего этого еще и близко не было, и представить себе подобное было трудно. Однако «свято место пусто не бывает», замена советских образцов на западные произошла за те же десять лет, что и в 20-х годах.
О чем речь: на место одного проекта (униформистов) заступил проект с противоположным набором форм и ценностей. Он вырос в недрах общества потребления еще в 60-е годы и сегодня мы имеем «огромный выбор» форм при полном отсутствии выбора содержания. Как говорил один великий политик, чем чаще все меняется, тем вернее все сохраняется.
Так что изменилось, если говорить о нашем времени? Акцент в соотношении «Мы» и «Я». В 20-х «Мы» полностью подчиняло себе «Я», отсюда идеология социальных винтиков, машинизация и военизация общества, униформа как их выражение.
Кстати, те, кто считают, что тоталитарные диктаторы обладают каким-то особым выбором или свободой выражения своего Я, ошибаются. Есть такой документальный фильм «Гитлер – билет в одну сторону», где показано, насколько неотвратимо судьба вела этого человека к бесславному концу. И его неоднократные попытки вырваться за эту колею – а они были – не кончались ничем. Когда ты выражаешь «Мы», ты самый несвободный человек в этом обществе. Сталин это хорошо понимал и принимал, поэтому его нередко обвиняют в маниакальной любви к власти. На самом деле все гораздо сложнее, просто его метания, травмы, природная и приобретенная с опытом скрытность оставили нам мало материала для однозначных оценок. Да он и сам заботился, чтобы всего этого никто не видел, даже фотографироваться не любил – на большинстве фотографий его двойники. Хотя есть работы психологов, которые показывают, сколько в его психике было всего наворочено.
Акцент нашего времени: «Я» выше и важнее, и более ценно, чем «Мы». И лозунг этого времени древнеримский «Человек человеку – волк». Каждый сам по себе и сам за себя. Групповая сплоченность полностью разрушается.
Отсюда невероятный для России феномен: молодежь массово не хочет служить в армии. Отсюда культивирование ценностей Я, причем по нисходящей: поначалу это было Я успешных людей дела (предпринимателей и выросших из них олигархов, да плюс сопровождающая их субкультура киллеров), потом Я гламурных людей – особый разговор про клубных пустышек, а сегодня это Я самой низкой пробы – биологических извращений, гедонизма и экскрементов. Этот переход хорошо виден в зеркале юмора: если в 1986-1997 годах преобладал достаточно интеллигентный юмор Задорнова и Жванецкого, то после засилия Петросяна и «Аншлагов» сегодня мы наблюдаем сплошной нецензурный поток с экрана от «Комедиклаба» и его многочисленных клонов, поток, от которого дурно пахнет. Впрочем, дурновкусие не новость, а именно та тенденция, которая присуща субкультуре конца любого культурного века. Ровно век назад мы обнаружим все те же темы и тот же массовый дурно пахнущий низкий вкус, но на его фоне в России родились Чехов, Аверченко и Тэффи, не говоря уж о серебряном веке и ренессансе философии.
Вывод: сегодня маятник качнулся в свою противоположность. От ценности первой трети века (1920-1953) «Мы выше, чем Я» он переместился в противоположность («Я выше, чем Мы») в последней трети века (1986-2020). И мы живем в его самой крайней фазе, фазе загнивания, которая, тем не менее, будет длиться еще 10 лет. Во все прошлые века этот был период революций, локальный и мировых войн. Парадокс нашего времени в том, и так было во все века, что в эти предстоящие нам катаклизмы мы входим с субкультурой законченных индивидуалистов. Стоит почитать по этому поводу трилогию «Хождение по мукам» А. Толстого: рафинированные интеллигенты-декаденты, выросшие в обстановке утонченного модерна, попадают в ситуацию массовой бойни, голода и распада империи. Ту же ситуацию и с теми же по типу героями описывает М. Булгаков в романе и пьесе «Дни Турбиных». Что за ситуация? Крайним индивидуалистам и утонченным эстетам приходится примерять на себя не только униформу Красной Армии, но и униформенное сознание «социального винтика». А это не просто ломка психики, это полное смывание всей системы ценностей и запись новых. Тут без лагерей никак не обойтись. Недаром к этому поколению приклеили в советской России ярлык «попутчики» и статус временно живущих на этом свете, которых пока терпят по необходимости. Пока они сами не вырастят смену «сталинских соколов» или «соколов фюрера», новую генерацию «советской интеллигенции» и военных себе на смену. После выполнения этой кратковременной миссии их ожидает или уничтожение, или лагерь, или место в самых низах общества – в навозе истории.
Молодежная субкультура поколения Битлз
Остается обсудить самый интересный период, в котором обе тенденции смешались. Это период 1953-1986 годов. Мы называем его классическим по многим причинам.
Главное состоит в том, что «Я» здесь равно «Мы». Хотя вроде бы так не бывает. Тем не менее, это было во все века, и остались заметные следы в прошедшем календарном веке.
Лозунг из Морального Кодекса строителя коммунизма «Человек человеку – друг, товарищ и брат», 1961 год. Чувствуете, почти по Христу: «Возлюби ближнего своего, как себя самого». Хотя оттенок не тот – возлюбить надо только «наших», идущих к нашему светлому завтра. Остальные – враги («И людей будем долго делить на своих и врагов», по В. Высоцкому).
«Все, что тебе нужно, это любовь» – это начальные слова из песни-гимна Битлз. 1966 год – лето любви, в которое полностью расцвет новый тип молодежной субкультуры. Про нее столько всего написало, что пересказывать устанешь. Мы же даем очень простую ее характеристику: это не всеобщая уни-культура и не субкультура индивидуалистов-гедонистов нашего времени, это их органическая и взрывоопасная смесь. Причем, смесь в форме групповой культуры. А группа – это когда всех знаешь. Как минимум, это четверо. Отсюда наиболее знаменитая в 60-х четверка Битлз, и все близкие к ним пятерки – Роллинг Стоунз, DC 5 и т.д.
Очень интересно посмотреть, как в 50-х это вызревало. Поначалу это были либо уни-лидеры типа Пресли и Джери ли Льюиса (моно), или группы группы с оттенком униформизма, но уже группового, более разнообразного по формам. Все группы в одинковых пиджачках и кепочках, причем дурацких – розовых или голубых. Униформой молодежной субкультуры 60-х стали джинсы и черный свитер. Начиная с молодого Марлона Брандо появляется герой в коже, что породило «тяжелую» стилистику типа байкеров и хад-рока. Есть снимок Битлз накануне начала их популярности, где они вернулись из Гамбурга все в коже сверху донизу и еще в невероятных расшитых сапожках, четыре Джин Винсента с интеллигентными лицами ливерпульских ПТУшников. Они еще в чужом образе. Их первый успех был связан с введением их собственной униформы: они вышли на сцену в пиджаках без лацканов от Кардена и лаковых полуботиках да еще с этой единой прической под горшок, придуманной в Гамбурге Астрид. И все покатилось: не говоря уж о музыке, имидж группы стал новым, узнаваемым и тиражируемым. Юноши всего мира стриглись под Битлз, то отращивали баки, то отращивали бороды, то отращивали длинные волосы, как Хариссон в индийском варианте. Пиджачки с вельветовыми воротничками, китель Неру, битловки и цветные рубашки – все это потом пошло волнами и вливалось в их образ. Именно так, в серых пиджачках с вельветовым воротничком, вышли на сцену четверо из нашей группы «Секрет» – но это было уже ретро через поколение. Примерили на себя чужой образ, как когда-то и Битлз применяли чужие кожаные доспехи – косили под крутых.
Если же говорить о содержании этого поколения и их субкультуры, то говорить надо обо всех 60-х и шестидесятниках. Это прежде всего идея групповых ценностей, собственно, здесь впервые и возникает «молодежная субкультура» как таковая. Не так важно, в какой сфере это были ценности – физиков, лириков или хиппи вне общества, это были небольшие (по отношению к государству или народу) закрытые сообщества. Своего рода закрытые группы по интересам, хотя они могли носить планетарный масштаб. Например, битломаны во всем мире жили, живут и процветают как одна «банда». Хотя мир давно изменился, и говорить им сегодня по большому счету не о чем, они самоподдерживаются: материал больно благодатный. Большинство прочих ответвлений и банд 60-х тихо растворились под напором все новых и новых претендентов на трон. Их изготовление было поставлено на поток. А раз так, «молодежная субкультура» из естественного потока превратилась в искусственный. Теперь это группа отраслей промышленности, проектирующая и обслуживающая этот рынок.
Приведем сказанное к схеме:
В столетнем культурном цикле тема «молодежная субкультура» имеет три выражения. Это три исторические фаза по 33 года (цикл поколения) и соответственно – их субкультуры:
- молодежная субкультура поколения 1920-1953 годов. В этой субкультуре Мы полностью преобладает над Я, люди жертвуют собой ради общества в целом (большое Мы: народ, государство, идеология).
- молодежная субкультура поколения 1953-1986 годов. В этой субкультуре Мы и Я гармонично уравновешены. Это классическая молодежная субкультура группового типа;
- молодежная субкультура поколения 1986-2020 годов. В этой субкультуре Я полностью преобладает над Мы. Возникает личностный симулякр молодежной субкультуры – «тусовки», где каждый сам по себе.
В одном из фильмов-концертов Пола Маккартни был показан поезд из трейлеров – оборудование для его личного концерта. А первые выступления Битлз, благодаря которым они получили мировую известность, происходили на аппаратуре, на которой сегодня школьные ансамбли не выступают даже у нас: пара смешных усилителей и почти «кинаповские» колонки. Формализация и бесконечное техническое усложнение – от одной гитары с усилком до поезда с аппаратурой и армией сопровождения – это путь развития не только одного из Битлз, но и всей молодежной субкультуры в масштабе от 60-х до нашего времени.
Кстати, совершенно синхронно с тем, что мы обсуждаем, в науке 60-х в центре интересов находилась группа. В этот момент возникает психология групп, теория организаций (как групп), интерес к таким понятиям как фирма, группа, команда и т.п. Это проявление единства менталитета во времени.
Сравните с нашим временем доминирования «Я»: все экономические бестселлеры построены как самоучители для некого конкретного предпринимателя или менеджера по очень узкой и конкретной проблемке. Если уж ты сам по себе и один против всех, вооружайся и технологизируйся.
Молодежная субкультура нашего времени – это рационализированный симулякр того явления, которое в 60-е было естественным. В ней изменилось содержание: группы никого не интересуют, точнее в группах участвуют по личным интересам. Это замечательно точно описано в экономическом боевике нашего времени «Бизнес в стиле фанк».
Заключение
Молодежная субкультура 20-х слишком всеобщая, чтобы можно было ее выделить из политики. Молодежная субкультура современности слишком дифференцированная, чтобы можно было говорить о ее единстве (а без этого признака нет субкультуры). Получается, что возникшая в середине века групповая культура молодежи есть предмет нашего разговора – молодежная субкультура. А сегодня мы просто наблюдаем ситуацию ее максимальной дифференциации, коммерциализации и вырождения.
На память приходит финал фильма «Стиляги». Речь там идет о начальном этапе зарождения этого феномена, причем в ситуации нашего культурного андеграунда. И эти герои как бы открыли дорогу толпам самых разнообразно одетых современных молодых людей. Разнообразие ирокезов, наколок, нашивок, булавок и прочей пестроты действительно в наличии. Но это как раз «пестрый облик пустоты»: им-то сегодня бороться не с кем и не за что – это за них борются как за покупателей и материал для манипуляций. Им остается разве что сражаться друг против друга, чем они и заняты под руководством своих вожаков. Ибо в ситуации, когда «человек человеку волк» очень хочется прибиться под крыло какой-то банды. Но вскоре понимаешь, что банда эта искусственно сконструирована и использует тебя как материал.
Про это другой характерный фильм: «Мы из будущего» в двух сериях. Он пророческий. Поскольку предугадывает то, о чем мы с Вами говорили здесь. О ситуации «Хождения по мукам» и «Дней Турбиных». Ведь авторы погружают этих пустых и ни во что не верящих, кроме денег, современных индивидуалистов в то прошлое, где выживает «Мы». В этой ситуации в принципе невозможно никакое свободное «Я» и ничего не зависит от этого «Я», когда сталкиваются два континента, две супермашины из людей и железа. И остается единственная ценность – ценность продолжения рода, продлить себя в других, если не удастся выжить.
И вот на этом фоне столкновения «не на жизнь, а на смерть» огромных озверевших масс людей и техники вдруг понимаешь, насколько жалкая участь у наших молодых современников, какие ничтожные ценности ими руководят, как пародиен их маскарад на фоне их отцов и дедов. А уйти с этого маскарада – выйти из этого времени – в реальности невозможно, разве что в фантастическом кино. И не только сейчас, а всегда было невозможно. «Остановите Землю, я хочу выйти» – пели Роллинг Стоунз в 60-х.
ется единственная ценность – ценность продолжения рода, продлить себя в других, если не удастся выжить.
И вот на этом фоне столкновения «не на жизнь, а на смерть» огромных озверевших масс людей и техники вдруг понимаешь, насколько жалкая участь у наших молодых современников, какие ничтожные ценности ими руководят, как пародиен их маскарад на фоне их отцов и дедов. А уйти с этого маскарада – выйти из этого времени – в реальности невозможно, разве что в фантастическом кино. И не только сейчас, а всегда было невозможно. «Остановите Землю, я хочу выйти» – пели Роллинг Стоунз в 60-х.
